3Рецензируемая монография состоит из вступительной части (введения, очень основательного историографического обзора и глубокого источниковедческого очерка; с. 19-47), четырех глав, заключения и приложений, занимающих более четверти книги. Написана книга хорошим литературным языком и выстроена очень логично, как, впрочем, и сами построения в тексте.

4В первой главе (с. 49-100) рассказано о России и греческой общине Венеции до эпохи Петра I (XV – XVII вв.). Наиболее важными в ней являются параграфы, посвященные таким знаковым фигурам, как братья Лихуды и, в частности, дипломатической деятельности в Венеции Иоанникия Лихуда. Многие материалы автор вводит в историографию впервые. Вторая глава – «Установление русско-венецианских контактов в царствование Петра I и участие в них греческой общины» (с. 101-140). Отметим корректность при описании взаимодействия Священной Лиги и России в 1686-1687 гг., договора с Польшей 1686 г. и Крымских походов (с. 66, 104-106). Автор ясно указывает, что эти походы нельзя рассматривать «как бездарные затраты сил и средств», ибо, с одной стороны, их результатом стало закрепление за Россией Киева, Гетманщины, Запорожья, Смоленщины. С другой стороны, они отвлекли на себя татарскую конницу, осложнив действия Османской империи на других фронтах.

5Трудно не согласиться с предложенной периодизацией отношений России и Венеции при Петре I: «Если первый этап (1695-1701 гг.) был подчинен антиосманской тематике и связанным с нею военным вопросам, то второй (1710-1722 гг.) проходил под знаком коммерческого интереса» (с.107). Автор сформулировал положение, которое, на первый взгляд, лежит на поверхности, но отнюдь не относится к широко известным: «<...> греки в политике Петра начинают играть роль <...> как стратегический союзник ввиду намеченных Петром походов в Молдавию» (с. 110-111).

6Обратим особое внимание на параграф «“Более всего желает видеть Венецию...ˮ: Возможный приезд царя в “город мостов и каналовˮ» (с. 114-124). А.О. Ястребов не только проанализировал работы С.О. Андросова на эту тему, но и нашел новые материалы. Здесь есть один пассаж, который, на наш взгляд, еще требует разрешения. Ястребов пишет: «<...> если Петр побывал в Венеции, он жил <...> в доме грека Дзордзи, как на это указывает “конфидентˮ» (с. 121 и 161). Речь идет о полицейском агенте, на чьих донесениях и основывается версия о визите Петра в Венецию. Однако семейство Дзордзи (Zorzi) является одним из старейших аристократических семейств Венеции (известно с X в.), и, согласно справочной литературе, оно германского происхождения. Почему агент говорит о сеньоре Zorzi как о греке? Может быть потому, что рядом, около церкви Сан Джоржо деи Гречи, был греческий район? Или потому, что указанное семейство оказалось тесно связанным с греческой диаспорой? Все может быть, тем более, что в своих донесениях агент говорит о греках и даже об их денежных расчетах.

7Достойно сожаления, что, прекрасно зная первое издание нашей монографии о Великом посольстве (2003), автор не знал ее второго, расширенного издания (2008), где были приведены результаты нашего путешествия по трассе возможного проезда Петра в Венецию в конце июля 1698 г., а также новые выявленные материалы. Как результат, текст о. Алексея так и не стал итоговым в отношении этого сюжета.

8Название третьей главы, «Венецианские греки на русской службе в конце XVII – начале XVIII столетия» (с. 141-188), говорит само за себя. Интересно рассуждение о роли самих греков в осуществлении translatio imperii в Московию и в подтверждении «идеологии “Москвы – Третьего Римаˮ». Изучая массовый найм на российскую службу западноевропейских специалистов, мы часто упускаем из поля зрения греков и тесно связанных с ними жителей Далмации. А их было много: врачи, дипломаты, моряки, строители галер, офицеры, священники и просто тайные агенты. Между ними бывает подчас тяжело провести этнические границы как из-за их принадлежности к близким культурным ареалам, так и из-за их тесной связи друг с другом. Вот лишь несколько наиболее громких имен: Иоаннис Боцис, Стаматик Мера и близкие к ним славяне Матия Змаевич, Савва Рагузинский. Из персонажей, нанятых ранее, но действовавших еще в петровскую эпоху, назовем Николая Милеску Спафария, не говоря уже о братьях Лихудах, сыгравших удивительную роль в приглашении эллинов на российскую службу.

9Четвертая глава «Россия и церковная жизнь греческой общины Венеции на рубеже XVII – начале XVIII вв.» (с. 189-246) рассказывает об истории греческой церкви св. Георгия и церковных связях между двумя странами. Без знания этих нюансов (например, про тайное униатство православного митрополита Мелетия Типальда) очень сложно распутывать хитросплетения событий в период пребывания в Венеции русских стольников, волонтеров, позднее – гардемаринов. Высоко оценим тонкий анализ ситуации в связи с ходатайством Петра I о греческой церкви в Венеции (с. 215-225).

10Чрезвычайно важным является обширный раздел «Приложения и дополнительные материалы» (с. 257-361), где опубликованы и прокомментированы записки Иоанникия Лихуда, грамоты царей и дожей, выдержки из писем венецианских послов, касающиеся России и служивших в ней греков. Подавляющее большинство документов хранится в итальянских архивах, в первую очередь, в Венеции. Часть никогда не публиковалась. Достоинство настоящей публикации – ее двуязычие: язык оригинала и русский перевод.

11К сожалению, книга не без некоторых недостатков. Первый и самый важный – отсутствие именного указателя. В результате, читатель оказывается лишен возможности быстро найти нужную информацию. Другой недостаток – анахронизмы и не всегда точное использование терминов. Так, Константинополь регулярно называется Стамбулом (с. 93, 130, 149, 151, 158, 162, 169, 192, 196, 227). Однако Османская империя претендовала на византийское (римское) наследие, позиционируя себя как мусульманскую версию Римской империи; ее султаны принимали титул «цезаря цезарей» («Basilius Basileon») и «цезаря Рима» (Kayser-i Rum), и тщательно сберегали имперское имя «Константинополь», которое подтверждало их права на это наследие. Нет ни одного международного договора Османской империи с европейскими странами, где бы использовался топоним «Стамбул/Истанбул». Контантинополь был официально переименовал в Истанбул (İstanbul) 28 марта 1930 г. указом Мустафы Кемаля Ататюрка. То есть, лишь после падения Османской империи в процессе превращения Турции в национальное государство. И мы не имеем права использовать топоним «Стамбул» в отношении этого города до 1930 г., хотя на русском название известно (с высокомерным окрасом) со «Слова похвального о Баталии Полтавской», произнесенного 27 июня 1717 г. в Троицком соборе Петербурга Феофаном Прокоповичем. Окончательно же в русской литературе его закрепил А.С. Пушкин, 17 января 1830 г. написавший стихотворение «Стамбул гяуры нынче славят».

12Другие анахронизмы: использование термина «румынский язык» для XVIII в. (с. 228, 232), в то время, как слово «Румыния» (и производные от него) появилось лишь в 1881 г., когда король Кароль I сообщил всему миру, что лишь валахи и молдаване – наследники Римской империи и культуры, и назвал свою страну Румынией (României); использование термина «церковнославянский язык» (с. 60) до середины XVIII в., ибо сам термин возник лишь как следствие петровских реформ, а ранее использовались термины «славянский/словенский», «старославянский», «славено-русский» – вот их и надо применять для соответствующих эпох; на 1712 г. Петр еще не был императором (с. 85); Софья была не «регентшей Российского государства» (с. 27), а «правительницей Русского царства». Для XIV в. речь идет не о «москвичах» (с. 250), а о «московитах». Киевская Русь – не «сестра»

13Московской (с. 86), а, скорее, «матушка», ибо речь идет о разных эпохах. Екатерина I отнюдь не была «бездетной» (с. 152), ибо у нее было 8 детей. Другой вопрос, что к 1722 г., о котором идет речь, у нее не осталось живых сыновей, а вопрос с наследником стоял очень остро.

14Ошибочно утверждение, что «Часослов» – «первая книга на церковнославянском языке была опубликована» в Венеции в 1493 г. Андреем Торесанским (с. 60, 90). В действительности она была лишь третьей или четвертой, ибо в Краковской типографии Швайпольта Фиоля «Октоих» (Осмогласник) и «Часослов» были напечатаны уже в 1491 г., а «Триодь постная» – в 1492-1493 гг. Достойно сожаления, что, описывая Карловицкий конгресс (с. 109), автор опирается на безграмотную цитату И.С. Шарковой, утверждавшей, что в Карловицах «Австрия <...> и Венеция нарушили условия союзного договора и заключили сепаратный мир с Блистательной Портой» (с. 133). А.С. Шаркова просто не знала, что договоры той эпохи после коалиционых войн в принципе не представляли собой единого документа, а состояли из отдельных двусторонних договоров каждой страны с каждой, не говоря уже о том, что Венеция и Россия в Карловицах заключили договоры о перемириях, а не о мире.

15Однако, как видим, все наши замечания относятся к деталям. Никакое исследование не бывает идеальным. А прекрасная работа о. Алексея Яковлева займет свое место в историографии и петровской эпохи в целом, и Венеции, и дипломатической истории рубежа XVII-XVIII вв., и в биографике, и в истории церкви, и в области этнической истории.